О любви к Парижу
	Подраздел: Cтатьи о Франции | Франция
	Страницы: 12

Если бы я излагал здесь теорию любви, то сначала дал бы определение любви, а затем – определение Парижа, но для этого пришлось бы написать множество никому не нужных томов. Ведь любовь не поддается определению, и наверное, самое лучшее, что сказано о ней: «любовь – это всего лишь непреодолимая симпатия».

Поэтом или купцом рождаются, оратором или кулинаром – становятся. Мы вправе спросить себя: а не родились ли мы парижанами (под «парижанами» я подразумеваю всех, кто влюблен в Париж). Иными словами, вызвана ли эта любовь нашим темпераментом или полученным воспитанием? «Праздный вопрос, – возможно, скажете вы, – на него нельзя ответить». Что ж, тогда нам лучше разойтись, ибо ясно, что вы не любите и никогда не полюбите Париж. Я же утверждаю, что парижанином рождаются так же, как рождаются провансальцем или гражданином мира. Урожденный парижанин – это тот, кто сочетает в себе живой инстинкт общительности с интересом к современной жизни и ее коллективным проявлениям, кого волнует прошлое и его величественные руины, и вообще – кто интересуется жизнью общества. Согласитесь, что именно эти черты присущи французам или иностранцам, которым небезразличны общественные, интеллектуальные и художественные судьбы французской нации.

Этим и только этим объясняется то, что Париж появился не где-нибудь, а именно во Франции.

Любители поспорить возразят мне, что любовь к Парижу можно обрести, а можно и потерять. Но я бы спросил их: так ли это на самом деле? Уверены ли вы в том, что мечта парижанина провести остаток дней своих в деревне непременно венчает его разочарование в городской жизни? Классический пример флоберовских героев Бувара и Пекюше, этих и впрямь наивных парижан, не будет слишком сильным доводом в мою пользу. Но вспомните о ваших друзьях, которые якобы отправились в далекое и бесконечное путешествие или, уйдя на пенсию, вроде бы удалились навсегда в деревню и с которыми вы сегодня столкнулись нос к носу на углу бульвара. Вспомните, с какой ликующей радостью вы ежегодно возвращаетесь в Париж из отпуска, и согласитесь с не помню каким персонажем Жоржетты Леменье, говорившим, что «возвращение в Париж – это совершенно особая радость» и что «трепет перед Парижем – отнюдь не пустые слова».

Людей, влюбленных в Париж, бесконечно много, и каждый влюблен в него по-своему. Если бы я взялся перечислить всех его поклонников, начиная с наименее милых моему сердцу, то прежде всего я упомянул бы одного неуклюжего, беспокойного, но бессмертного персонажа, который на современном жаргоне зовется «гуляка». Нужно быть слепо влюбленным в Париж, чтобы не видеть, что великое множество гуляк, сделавших Париж сценой для своих развлечений, ничего не прибавляет к очарованию этого города. Что бы там ни говорили, Париж, лишенный ночных заведений, все равно остался бы Парижем. Разумеется, я не стану отрицать той своеобразной привлекательности, которую представляют для всех парижские «соблазны», и допускаю их привлекательность тем более охотно, что и сам могу сказать о ней то, чего она, возможно, не ведает: в этой привлекательности отражается типично французский склад ума. Если я ошибаюсь, что ж – тем хуже!

К счастью, Париж любим не только господами, которых привлекают сюда небезызвестные парижские дамочки, и любим он не только за свои ночные заведения, где одни поют и пляшут, а другие пьют и едят. Есть, конечно, площадь Пигаль, но ведь есть и площадь Вогезов. Ни за что не хочу обидеть площадь Пигаль: она просто великолепна утром, в час, когда модистки сбегают по лестницам Монмартра и устремляются в сторону улицы Мира. Но вечером, когда модистки уже легли спать или, по крайней мере, должны уже находиться в своей постели, многое раздражает меня в площади Пигаль, и я куда охотнее прогулялся бы по безмолвной, залитой лунным светом и ужасно старомодной площади Вогезов...

Несколько лет подряд на длинных извилистых улицах возле Института мне встречался странный человек. Он, конечно, смотрелся бы нелепо в вестибюле какого-нибудь «паласа» на Елисейских полях, но здесь, на старинных улицах Сены, Бюси и Мазарини, он был удивительно уместен. На его голову была нахлобучена мятая фетровая шляпа, белая борода, словно колье, закрывала грудь, и ходил он мелкими шажками, ссутулившись и засунув руки глубоко в карманы своего выцветшего зеленого пальто. Однажды вечером мне повезло: мы разговорились с ним в глубине книжного магазина.

Страницы: 12