Давид и Голиаф
	Подраздел: Cтатьи о Мексике | Мексика
	Страницы: 123

Давиду Альфаро Сикейросу было мало просто рисовать. Он всегда называл себя сначала революционером, художником - только потом. И у него было на то право. Подростком Сикейрос вступил в мексиканское революционное ополчение. В сорок командовал бригадой испанских республиканцев. В шестьдесят с лишним попал на несколько лет в тюрьму. В тридцатые годы Сикейрос появился в США. Он верил, что и здесь его искусство способно порождать действие. Потому что когда краски высохнут - они превратятся в порох.

В двадцатых годах в Америке быть авангардным художником часто значило обрекать себя на полуголодное существование. Американские Медичи предпочитали покупать искусство в Европе, для них главным было выгодное вложение денег, приобретение коллекции, списка состоявшихся имен. Воспитывать своих гениев не хотел никто. Зачем растить своего Пикассо, если можно съездить на год в Париж? До времен Пегги Гугенхайм, когда европейцы сами стали появляться в студиях Нью-Йорка, чтобы учиться новому искусству, было еще далеко. Пока же кубист Джералд Мерфи рассорился с друзьями и сбежал в Европу, а Джон Коверт, уставший чувствовать себя одиноким подвижником, занялся коммерцией. Спонсоры предпочитали выписывать в Штаты иностранцев.

Три мексиканца - Давид Сикейрос, Диего Ривера и Хосе Ороско не были в глазах своих североамериканских заказчиков экзотическими дикарями. Имевшие скандальный опыт парижской жизни, знакомые в свои тридцать с небольшим лет с половиной европейского художественного истеблишмента, все трое могли рассчитывать в Америке на вполне радушный прием. Коммунизм Риверы и Сикейроса издалека воспринимался заказчиками как богемное кривлянье, отчасти даже привлекательное. Красный художник - не красный политик.

Давид Сикейрос не мыслил своей живописи без социального эффекта. Провоцирование действия, влияние на сознание масс, чувство меняющейся формации, пропаганда - без этого нет смысла писать. Восторженный до крайности, он поначалу бросился к русским, но Советы приняли мексиканца сдержано. В уставшей от войн и мятежей веселящейся ныне Европе он также пришелся не ко двору. Мексиканские лейтенанты, эти чиновники от искусства, раздражали Сикейроса своей серостью и чванством, кроме того, на родине шанс в конце концов угодить-таки надолго за решетку был довольно велик. Время от времени Сикейросу просто приходилось исчезать из страны. Гринголэнд мог дать ему все - деньги, новую славу, даже столь желанную социальную значимость.

"Новый Курс" нуждался в пропагандистах, способных своей молодой оптимистической энергией воодушевлять поверженное американское общество. "Да, мы будем рисовать на стенах заводов и школ, нашими красками станет рабочий пот, а кисточками - деревянные ложки бесплатных столовых", - писал в самом начале тридцатых Сикейросу один восторгавшийся его дарованием нью-йоркский куратор.

Яростный коммунист, Давид Сикейрос начинал верить, что на севере его ждет революция, что в Америке, в этой "стране машины и пирамид", армия художников сможет, наконец, сделать то, что никак не удается сделать армии политиков. Великий художник, Давид Сикейрос уже поверил, что сумеет обмануть всех - спонсоров, правительство, полицию: "Есть белое и черное, есть жизнь и смерть, есть деньги и нищета. Под слоем фрески я спрячу единственную правду мира. И когда краска высохнет, она превратиться в порох".

Весной 1931 года Сикейрос появился в Лос-Анжелесе. Здесь у него был предварительно согласован заказ на роспись одной из стен местной школы изящных искусств. Хозяйка школы, мадам Шинар, дама средней художественной эрудиции, но зато крайне амбициозная, предоставила Сикейросу право выбирать сюжет по своему усмотрению: "Давид, главное напишите что-нибудь про Америку, желательно в своей восхитительной муральной манере".

Сикейрос трудился несколько недель, потребовав лишь, чтобы к школе не подпускали журналистов и полицейских. Мисс Шинар, выдавшая Давиду небольшой кредит, получила право присутствовать при работе. Хозяйка школы недоумевала - Сикейрос изобразил по краям фрески оборванных и агрессивных пролетариев, центральная же часть росписи была по указанию художника до последнего момента скрыта за деревянной ширмой. Когда ширму сняли - приглашенная на торжественное открытие мурали публика увидела в центре росписи агитатора, раздающего винтовки и прокламации.

Страницы: 123