«Но одно - мысль, другое - дело, третье - образ дела.
Между ними не вращается колесо причинности...»
Ф.Ницше, "Так говорил Заратустра".
Рано утром 16-го июля 1945 года ослепительная вспышка первой в мире атомной бомбы осветила пустыню Нью-Мексико. В этот момент дискурс вечной войны, о котором позже говорил Фуко, приобрел форму, осязаемость которой поразила сознание всего задействованного в ней человечества.
"Манхэттенский проект" под руководством Роберта Оппенгеймера поставил перед миром середины 20-ого века ряд риторических, как мы поймем далее, вопросов. Была ли бомба на Хиросиму и ее "толстый" кузен, поразивший Нагасаки, истинной трагедией нации или лишь символом провальной милитаристской миссии; была ли она издержкой большой политической игры, необходимостью, перед которой японское правительство поставило Вашингтон, проигнорировав Потсдамский ультиматум, или логичным и единственно возможным стратегическим шагом в сложившейся военной ситуации, когда в боях за Окинаву полегло 7000 американских солдат и 36000 получили ранения, а до решающей битвы было еще далеко?
Нерелевантность такого рода постановок вопроса приобретает силу в свете двух нижеприводимых аспектов
Первый заключается в том, что подобный метод изъятия конкретного случая из целостности и непрерывности исторического процесса, полностью изолирует первый от влияний нескончаемого числа внешних и независящих от него факторов, упрощая, таким образом, понимание истории до невозможности. Иными словами, однозначные вопросы подразумевают наличие однозначных ответов, но если бы таковые были возможны, история давно бы приобрела статус точной науки. Редукционизм в историческом анализе неприемлем.
Второй аспект состоит в том, что сведение дискурса к исключительно рациональной полемике сводит на нет бессознательное человеческое начало, изучение которого известно нам из области психоанализа. Наши попытки понять скрытые (невербальные) мотивы тех или иных общественных и государственных явлений и буквализировать их сложнейшую структуру, как минимум, беспомощны. Всё то, что люди говорят о своих мотивах и в политической, и в личной жизни, фактически является фикцией, поскольку вербально выраженные мотивы лишь скрывают истину. Если те решения, которые принимались в ходе исследований и дискуссий касательно конечной стадии "Манхэттенского проекта", можно логически объяснить в стратегически-политическом контексте, то на личностном, человеческом уровне многие из них были противоречивы, иррациональны и постфактум пересмотрены.
Таким образом, становится очевидным, что выстраивание логической цепочки событий, предшествующих и сопутствующих ядерной атаке, и установление причинно-следственных связей между ними не дают объективного ответа на вопрос "почему?". Единственной объективной стороной бомбардировок Хиросимы и Нагасаки является то, что подобно любому другому историческому событию, они являют собой стечение бесконечного ряда обстоятельств, большую часть которых предугадать и объяснить в безапелляционной форме нельзя. Именно взаимодействие физических сил, страстей и случайностей составляет постоянную основу истории.
Вне зависимости от причин, de facto сподвигших Трумэна на столь радикальный шаг, как умышленное уничтожение двух японских городов вместе с их населением, дискуссии под эгидой "за" и "против" продолжаются. Одним из центральных остается вопрос, каким образом сочетаются в оружии массового уничтожения здоровый плод технологической эволюции и гонки вооружений и нравственно-этические устои, на которых зиждется (по крайней мере, на уровне теории) все просвещенное общество. Ценность же конкретного, "манхэттенского" прецедента обусловлена в первую очередь его единичностью.
Итак, рефлекс "легитимного" обхода общепринятой морали был развит еще до Хиросимы многочисленными ковровыми бомбардировками Берлина, Дрездена и Токио - в частности посредством зажигательных бомб, которые в буквальном смысле смешали "картонную" японскую столицу с пеплом - что в итоге способствовало становлению крайне прагматичного подхода к военной действительности, в особенности в кругах исполняющей армейской ячейки Соединенных Штатов - a la guerre comme a la guerre.
Прагматизм достиг апогея в ходе дискуссий по поводу использования бомбы против предпочтительно густонаселенных городских объектов.