Мы уселись на этой циновке скрестив ноги и, в ожидании заказанного обеда, вступили в неторопливую обстоятельную беседу. Рыбак, как, наверное, и все рыбаки мира, сетовал на скудные уловы, на дороговизну лодок, на нелегкий труд и неверные доходы, говорил, что его сыновья ни за что не пойдут по его стопам, и что он, отец семейства, приложил к этому определенные усилия, дав детям соответствующее образование. Жена рыбака принесла и поставила на циновку перед нами два металлических блюда с жареной рыбой, приправленной узорчатыми кружками помидоров, упругими луковыми колечками и слезливыми дольками маленьких, с голубиное яйцо, лимончиков.
Мы пальцами разделывали довольно костлявых "coconuts" и, приправив кусок лимонными каплями, отправляли его в рот, тщательно перетирая языком чуть горчащие рыбьи волоконца. Рассказывали о себе, о Петербурге, о России. Рыбак почему -то был убежден, что за последние восемь-десять лет жизнь наша изменилась к худшему. Почему? - Потому, что раньше русские ездили к нам часто и во множестве, целыми группами, а за последние годы никого - вы первые, - ответил рыбак. Мы соглашались и нет, говорили, что раньше к ним приезжали организованно, по путевкам профсоюзов, а мы путешествуем сами по себе, что раньше было невозможно по нашим внутриполитическим причинам. Так что в чем-то наша жизнь действительно стала хуже, профсоюзы обеднели по причине общего промышленного кризиса, а в чем-то лучше, свободнее. Так что обед проходил очень мило и дипломатично вплоть до момента окончательного расчета, когда рыбак заявил, что приправа к рыбе обошлась ему в лишних пятьдесят рупий сверх оговоренного, так что в целом наш обед стоит не двести рупий, а двести пятьдесят. Но тут мы довольно решительно запротестовали, отдали рыбаку причитающуюся ему сотню и, поблагодарив хозяйку и сухо простившись с хозяином, вернулись в наш Лакшми-лодж. На душе остался неприятный осадок, усугублявшийся при мысли о неизбежных встречах на берегу и на улочках поселка. Но рыбак оказался незлопамятен и, столкнувшись со мной вечером того же дня у маленькой бакалейной лавчонки, стал радостно жать мне руку и хлопать по плечу. Он показался мне не вполне трезвым, но нисколько не озлобленным. Разумеется, местное население смотрит на европейца-туриста как на источник дохода, но в этом взгляде не ощущается никакого холуйства, никакого заискивания перед твоим, пусть не очень пухлым, но все же - по местным понятиям - объемистым бумажником. Для иллюстрации привожу некоторые цифры. Приличным месячным заработком в Дели считается сумма в восемь-десять тысяч рупий. Менеджер цеха по расфасовке и упаковке пахучих палочек из сандаловых опилок - город Майсур - зарабатывает до двух-трех тысяч. Мальчишки, вручную отсчитывающие эти палочки и с пулеметной скоростью вбрасывающие их в целлофановые пакетики, получают от шестисот до семисот рупий в месяц. Сидят на полу маленькой, пропахшей пьянящим ароматом сандала, каморки, смеются, скаля жемчужные зубы, и с подчеркнуто артистической лихостью мечут в прозрачные упаковки пучки бурых бархатных лучинок.
Те же, кто сталкивался с нашими соотечественниками, не сразу признавали в нас российских подданных, ссылаясь на свой прошлый опыт. - Русские не говорят по-английски, - заявляли нам, - русские путешествуют только большими группами. Мы отвечали, что изменилась страна, и что к ним теперь приезжают и будут приезжать другие русские, разные: паломники, бизнесмены, свободные путешественники, мелкие коробейники-челночники, студенты, художники и состоятельные туристы, решившие покинуть привычный комфорт европейских курортов ради новых неизведанных ощущений.
И все это будет, будет. Будут библейские нищие на перекрестках, автостанциях и обочинах. Тощие, черные, до костей выжженные и высушенные ослепительно-белым экваториальным солнцем, обмотанные ветхим тряпьем вокруг костлявых крестцов, они будут протягивать к вам беспалые ладони и смотреть в ваши глаза. Вы можете отвернуться, сделать вид, что не замечаете его, но лучше подайте монетку или купюру достоинством в одну-две рупии, и он отойдет, благодарно кивнув вам на прощанье.
Впрочем, просить, клянчить, вымогать в той или иной форме будут везде. Будут торговаться за каждую рупию, каждое слово, вещь или услугу, будь то грошовый перстень, поездка на слоне, экскурсия по дворцу махараджи или право посещения храма в закрытое, как указано на табличке для посетителей, время. В этом нет ничего обидного, унизительного для самолюбия - здесь так принято. И потому, если рикша, держатель галантерейной, обувной или ювелирной лавочки, а то и просто уличный прохожий обращается к вам с таким, казалось бы, невинным и любезным вопросом: откуда вы приехали - звучит коротко "came from?" - и первый ли раз вы посещаете Индию - поверьте, этим человеком может двигать не только праздное любопытство.
Александ Волков