Аспящая акрасавица
	Подраздел: Cтатьи о Грузии | Грузия
	Страницы: 1234

Я прилипаю к окну – скоро должен быть пансионат геологов, где я жил когда-то. Поезд выезжает на равнину, и "Сибирь" заканчивается так же внезапно, как началась. Все вокруг залито солнцем, пахнет морем. Снова мимозы в порхающей зелени и чайки над водой.

Где же пансионат? Ничего нет. Каменистый пляж. Ряды кипарисов вдоль берега. И еле заметные полустершиеся фундаменты на земле. Словно рисунки в детском альбоме.

Все сгорело. В войну разграбили и сожгли.

Но я почему-то не испытываю горечи. Я помню бурю двадцать пять лет назад. Стена воды разбивалась о берег и утаскивала за собой камни. Ветер выл, словно его привязали.

Сейчас – прозрачная тишина. С морем ничего не сталось. Такое же огромное, непостижимое, живое. Рядом с ним любой старик – ребенок. И его детство живо, как море.Железнодорожная насыпь двадцать пять лет назад казалась огромной и под натиском колес содрогалась. А сейчас лишь тихонько поет в такт: тцык-тцык, тцык-тцык…

Схожу на перрон в Гагре. Солнце уже высоко, воздух на глазах согревается, как стекло в руке. Мы ехали сюда из Сухуми три часа. В туевой роще бродят кони, на привокзальной площади в кустах лежит венский стул. У дощатого киоска с остатками неоновых букв "Соки-воды" стоит капитан милиции. Фуражки нет, черные с проседью волосы взъерошены.

– Ты не думай, – говорит он мне. – Вчера свадьба была.

– Я и не думаю…

Милиционер щурится на солнце.

– Двадцать шесть лет служу. А что вспомнить?

Он закрывает глаза. Кажется, сейчас так и уснет стоя.

– Пацан из этих… как их… неважно. В 89-м году, кажется. Залез на опору и прыгнул. Током ударило так, что пятки разорвало и воздух вышел. Тут и закопали, – капитан, зевая, кивает на клумбу.

– В клумбе похоронили?!

– Зачем похоронили… – Капитан морщится. – Прикопали. Когда током человека бьет, надо в землю закапывать.

Я смотрю на клумбу. Бордюр осыпался, асфальт, похоже, пережил сотни маленьких землетрясений. А земля на клумбе все та же.

– Умер пацан? – спрашиваю я робко.

– Нет. Ожил. В больницу отвезли, и там хирурги его зашили.

– Не может быть…

– Я тебе говорю…

Милиционер снова закрывает глаза. Я тихонечко, чтобы не разбудить, ухожу.

За вокзалом дорога поднимается вверх. С площади видно: за домами, на склонах тянутся плантации – лимонные, апельсиновые, мандариновые деревья. Здесь был совхоз имени Шота Руставели. Сегодня его нет, а плантации розданы в аренду.

Забора, ограждающего мандариновые угодья, я не заметил. Дорога идет сквозь аллею могучих лысеющих эвкалиптов. За ними поляна, на ней стоит тентованный КАМаз. Высятся штабели пустых ящиков. А дальше, сколько хватает взгляда, – деревья с густо-зелеными, словно пластиковыми листьями. Мандарины висят на них оранжево-зелеными фонариками. Я тут же испытал приступ забытого пионерского чувства – слямзить фрукт и съесть, пока хозяева не видят. Хозяева стоят в трех шагах и громко ругаются на родном языке. Пожилой сухощавый абхаз с дремучими бровями что-то доказывает молодому рыжему, яростно жестикулируя и указывая то на небо, то на КАМаз. Молодой отрицательно качает головой. Пока они препирались, я сорвал один фонарик. Мандарин пах тонко и сладко. Абхазы неожиданно перестали кричать.

– Понравилось? – спросил пожилой.

– Очень! – испугавшись неожиданной тишины, сказал я.

– Навозу не хватает, – с болью в голосе сказал мандаринщик. И почему-то с укором посмотрел на меня. – Раньше удобрения к нам эшелонами шел… Какой в Белоруссии навоз! Чудо! А сейчас с мандаринами бог весть что тварытся. Не желтеют вовремя и все! Я почувствовал себя виноватым в том, что абхазские мандарины не желтеют.

– Валерий Лагустанович, – представился мужчина. – А этот (он кивнул на рыжего) – Зураб Иванович. Скажи прямо, чего ты хочешь?

Больше всего я хотел наесться мандаринов до потери сознания.

– Поработать на сборе, – сказал я.

– Нельзя, – сурово ответил Валерий Лагустанович. – Ты гость. Из Москвы. Нам этого не простят.

Кто не простит, арендатор не уточнил.

Из мандариновых зарослей вышел парень с грустным русским лицом. Он нес секатор, железный крюк и ведро, полное мандаринов. Сборщик молча высыпал фрукты в ящик и скрылся в листве. Абхазы чему-то рассмеялись, и Валерий Лагустанович сказал:

– Пошли.

Мы двинулись по тропинке в глубь плантации. Рыжий Зураб Иванович остался на поляне.

Страницы: 1234