Улицы Борхеса
	Подраздел: Cтатьи об Аргентине | Аргентина
	Страницы: 1

Логически правильно начать поход по улицам борхесовского Буэнос-Айреса с того места, где писатель родился, — на улице Тукуман, между улицами Суипача и Эсмеральда. Это в самом центре города, но сейчас там — ничего: так, постоять, пригорюнившись.

Логически правильно начать поход по улицам борхесовского Буэнос-Айреса с того места, где писатель родился, — на улице Тукуман, между улицами Суипача и Эсмеральда. Это в самом центре города, но сейчас там — ничего: так, постоять, пригорюнившись.

"Более отчетливо, — пишет Борхес, — я помню дом в Палермо на улице Серрано. Это был один из немногих на нашей улице двухэтажных домов. Остальные были одноэтажные, и вокруг лежали пустыри. Перед домом пальма, упомянутая не раз в стихах". Сейчас Серрано называется калье Хорхе Луис Борхес, а район Палермо стал очень респектабельным, с прекрасными итальянскими ресторанами, которые в Буэнос-Айресе посостязаются с болонскими и миланскими.

Последние годы писатель жил на улице Майпу, возле площади Сан-Мартин. Есть и памятная доска. Такие доски в городе появились лишь к столетию со дня рождения Борхеса, в 1999 году — до тех пор 13 лет после его кончины страна вроде раздумывала, воздавать ли почести своему земляку, одному из величайших писателей века.

Наискосок от дома — книжный магазин Libreria de la Ciudad: он есть и сейчас, есть и стол, за которым сидел Борхес. Уже ослепший, он там часто работал — диктовал. Это было удобно: не беспокоили телефонные звонки, как дома. В магазине он обычно сидел у окна, так что прохожие окликали: "Привет, Борхес, меня зовут Эдоардо". Всегда отрываясь от работы, он вежливо отвечал: "Привет, Эдоардо, я Борхес" и вступал в разговор. Рафинированный интеллигент с изысканными манерами, он как истинный аристократ был демократичен. Разговаривал со всеми мягко, терпеливо и даже интимно — будь то официант или таксист, подхватывая у них слова и выражения так же охотно, как у Оскара Уайльда. Его поминутно останавливали на улице, жали руку. Он морочил голову приятелям, говоря, что нанимает этих людей: "Присмотритесь, это одни и те же лица, просто обегают квартал и снова подходят".

Мировая слава Борхеса зиждется на философических рассказах-эссе. Это понятно: идеи переводить легче, чем образы. Что до России, переводы Борхеса появились вовремя: в 1984 году, когда виртуозные философствования писателя, увлекательно сочинявшего о лабиринтах несуществующих вавилонских библиотек, словно придавали законность бесплодному российскому умствованию, косвенно оправдывали прекрасное и бездель­ное кухонное словоговорение.

Как-то в стороне оказываются его истории о стихии пампы и гаучо, его городские рассказы. А ведь они — иной, быть может, самый подлинный Борхес. Вот почему нужно пройтись по улицам Хорхе Луиса Борхеса.

Он в совершенстве знал английский, немецкий, французский. Но гордился тем, что свободно владеет буэнос-айресским диалектом lunfardo. На нем и изъяснялся, гуляя по любимой своей улице Флорида. Сейчас она стала уж очень коммерческой, что Борхесу, возможно, не понравилось бы, хотя в его вкусе: шумной и пешеходной. Слепец, он не любил улиц с транспортом.

Ему принадлежит удивительное выражение "дар слепоты". Борхес говорил, что, после того как ослеп, по-другому ощущает время: оно не заполняется ежесекундно чем-нибудь, всякой ерундой.

Необязательное общение ерундой не считал, утверждая, что после писательства лучшее — гулять и болтать с друзьями. Он засиживался допоздна за болтовней в кафе: из тех, что существуют сейчас, самое приятное и вкусное место — кафе "Тортони" на Авенида де Майо. Оно на этом месте уже сто с лишним лет, и с недавних пор там всегда можно встретиться с Борхесом: его восковая фигура навечно усажена за столик.

Петр Вайль

Страницы: 1